Прочитай стихотворения и выучи наизусть одно из них
«Я знаю, никакой моей вины...»
Я знаю, никакой моей вины

В том, что другие не пришли с войны,

В том, что они — кто старше, кто моложе —

Остались там, и не о том же речь,

Что я их мог, но не сумел сберечь, —

Речь не о том, но всё же, всё же, всё же…
«Дробится рваный цоколь монумента...»
Дробится рваный цоколь монумента,

Взвывает сталь отбойных молотков.

Крутой раствор особого цемента

Рассчитан был на тысячи веков.

Пришло так быстро время пересчета,

И так нагляден нынешний урок:

Чрезмерная о вечности забота —

Она, по справедливости, не впрок.

Но как сцепились намертво каменья,

Разъять их силой — выдать семь потов.

Чрезмерная забота о забвенье

Немалых тоже требует трудов.

Все, что на свете сделано руками,

Рукам под силу обратить на слом.

Но дело в том,

Что сам собою камень —

Он не бывает ни добром, ни злом.
«В краю, куда их вывезли гуртом...»
В краю, куда их вывезли гуртом,

Где ни села вблизи, не то что города,

На севере, тайгою запертом,

Всего там было – холода и голода.

Но непременно вспоминала мать,

Чуть речь зайдет про все про то, что минуло,

Как не хотелось там ей помирать, –

Уж очень было кладбище немилое.

Кругом леса без края и конца –

Что видит глаз – глухие, нелюдимые.

А на погосте том – ни деревца,

Ни даже тебе прутика единого.

Так-сяк, не в ряд нарытая земля

Меж вековыми пнями да корягами,

И хоть бы где подальше от жилья,

А то – могилки сразу за бараками.

И ей, бывало, виделись во сне

Не столько дом и двор со всеми справами,

А взгорок тот в родимой стороне

С крестами под березами кудрявыми.

Такая то краса и благодать,

Вдали большак, дымит пыльца дорожная,

– Проснусь, проснусь, – рассказывала мать, –

А за стеною – кладбище таежное…

Теперь над ней березы, хоть не те,

Что снились за тайгою чужедальнею.

Досталось прописаться в тесноте

На вечную квартиру коммунальную.

И не в обиде. И не все ль равно.

Какою метой вечность сверху мечена.

А тех берез кудрявых – их давно

На свете нету. Сниться больше нечему.