Восстановите последовательность эпизодов из повести Н.В. Гоголя "Ночь перед Рождеством", воспользовавшись кратким пересказом повести в прикреплённых слайдах.

• Тут через трубу одной хаты клубами повалился дым и пошёл тучею по небу, и вместе с дымом поднялась ведьма верхом на метле.
• Но торжеством его
  \[Вакулы\]
  искусства была одна картина, намалёванная на стене церковной в правом притворе, в которой изобразил он святого Петра в день Страшного суда, с ключами в руках, изгонявшего из ада злого духа; испуганный чёрт метался во все стороны, предчувствуя свою погибель, а заключённые прежде грешники били и гоняли его кнутами, поленами и всем чем ни попало.
• Таким-то образом, как только чёрт спрятал в карман свой месяц, вдруг по всему миру сделалось так темно, что не всякий бы нашёл дорогу к шинку, не только к дьяку.
• — Так, пожалуй, останемся дома, — произнёс кум, ухватясь за ручку двери.
  Если бы кум не сказал этого, то Чуб, верно бы, решился остаться, но теперь его как будто что-то дёргало идти наперекор.
  — Нет, кум, пойдём! нельзя, нужно идти!
• По выходе отца своего она
  \[Оксана\]
  долго ещё принаряживалась и жеманилась перед небольшим в оловянных рамках зеркалом и не могла налюбоваться собою.
• ... чёрт только что представил своё требование, как вдруг послышался голос дюжего головы. Солоха побежала отворить дверь, а проворный чёрт влез в лежавший мешок.
• — Прощайте, братцы! — кричал в ответ кузнец. — Даст Бог, увидимся на том свете; а на этом уже не гулять нам вместе. Прощайте, не поминайте лихом! Скажите отцу Кондрату, чтобы сотворил панихиду по моей грешной душе.
• — Тому не нужно далеко ходить, у кого чёрт за плечами, — произнёс равнодушно Пацюк, не изменяя своего положения.
  Вакула уставил на него глаза, как будто бы на лбу его написано было изъяснение этих слов.
• — Помилуй, Вакула! — жалобно простонал чёрт. — Всё что для тебя нужно, всё сделаю, отпусти только душу на покояние: не клади на меня страшного креста!
  — А, вот каким голосом запел, немец проклятый! Теперь знаю, что делать. Вези меня сей же час на себе, слышишь, неси, как птица!
  — Куда? — произнёс печальный чёрт.
  — В Петембург, прямо к царице!
• Запорожцы, услышавши кузнеца, так свободно изъяснявшегося, вывели заключение очень для него выгодное.
  — После потолкуем с тобою, земляк, побольше; теперь же мы едем сейчас к царице.
  — К царице? А будьте ласковы, панове, возьмите и меня с собою!
• "Теперь пора! Царица спрашивает, чего хотите!" — сказал сам себе кузнец и вдруг повалился на землю.
  — Ваше царское величество, не прикажите казнить, прикажите миловать! Из чего, не во гнев будь сказано вашей царской милости, сделаны черевички, что на ногах ваших? Я думаю, ни один швец ни в одном государстве на свете не сумеет так сделать. Боже ты мой, что, если бы моя жинка надела такие черевички!
• — Утонул! ей-богу, утонул! вот чтобы я не сошла с этого места, если не утонул! — лепетала толстая ткачиха, стоя в куче диканьских баб посреди улицы.
  — Что ж, разве я лгунья какая? разве я у кого-нибудь корову украла? разве я сглазила кого, что ко мне не имеют веры? — кричала баба в козацкой свитке, с фиолетовым носом, размахивая руками. — Вот чтобы мне воды не захотелось пить, если старая Переперчиха не видела собственными глазами, как повесился кузнец!
• Чуб выпучил глаза, когда вошёл к нему кузнец, и не знал, чему дивиться: тому ли, что кузнец воскрес, тому ли, что кузнец смел к нему прийти, или тому, что он нарядился таким щёголем и запорожцем. Но ещё больше изумился он, когда Вакула развязал платок и положил перед ним новёхонькую шапку и пояс, какого не видано было на селе, а сам повалился ему в ноги...